О финансовой реформе Е.Ф. Канкрина (к 250-летию со дня рождения)

ABOUT FINANCIAL REFORM E.F. KANKRINA

(TO THE 250th ANNIVERSARY OF THE BIRTH)

О ФИНАНСОВОЙ РЕФОРМЕ Е.Ф. КАНКРИНА

(К 250-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ)

JOURNAL: «SCIENTIFIC BULLETIN: FINANCE, BANKING, INVESTMENT» Issue 1 (66), 2024

Section Finance

Publication text (PDF): Download

UDK: 336.02

AUTHORS:

Stozhko Dmitry Konstantinovich,

Candidate of Philosophy, Associate Professor,

Associate Professor of the Department of Creative Management and Humanities,

Ural State University of Economics,

Ekaterinburg, Russian Federation.

Stozhko Konstantin Petrovich,

Doctor of Historical Sciences, Candidate of Economic Sciences, Professor,

Chief Researcher, Research Institute of Agrarian Legal Problems and Agricultural Management,

Ural State University of Economics,

Ekaterinburg, Russian Federation.

TYPE: Article

DOI: https://doi.org/10.29039/2312-5330-2024-1-64-75

PAGES: from 64 to 75

STATUS: Published

LANGUAGE: Russian

Keywords:

banknotes, budget policy, money, money supply, money circulation, deposit notes, inflation, credit notes, finance, emission.

ABSTRACT (ENGLISH):

2024 marks the 250th anniversary of the birth of the famous Russian statesman, Minister of Finance of the Russian Empire (1823–1844) E.F. Kankrina. His views and the nature of the financial (monetary) reform he carried out still arouse keen interest among many researchers due to their certain consonance with the modern situation, growing macroeconomic uncertainty and financial tension in the country and in the world. At the moment, there is no consensus in assessing the views of E.F. Kankrin and their attribution, as well as in assessments of the content, nature and consequences of the financial (monetary) reform of 1839–1844. Thus, the question of further study of the ideas of E.F. Kankrin and the historical experience of this reform seems relevant and timely. In the article, the subject of research is the monetary aspect of the reform of E.F. Kankrin, the object of study is financial reform in general. The study used historical-retrospective, historical-genetic and hermeneutic, program-target and structural-functional methods for studying problematic issues in the history of economic science. Study of the views of E.F. Kankrin and the implementation of his reforms in the field of monetary circulation is based on the works of the author himself, as well as on a wide range of publications published at different times. It was established that in the process of implementing the reform E.F. Kankrin gradually changed his theoretical and economic views and used various elements of different theoretical concepts. At the same time, the cameralistic nature of the reform turned out to be reduced to the simple replacement of old monetary instruments (banknotes and deposit notes) with new ones (credit notes) and to the redemption of silver coins from individuals and legal entities to the state treasury. This was a certain limitation of the reform, which ultimately led to an excessive issue of banknotes, their depreciation and a new round of inflation in the country.

ВВЕДЕНИЕ

В истории российской финансовой политики было много самых разных реформ. Среди них с полным основанием можно назвать реформу финансовой системы Е.Ф. Канкрина (1774–1845), которая проводилась с 1839 по 1844 гг. Ее целью было упорядочение финансовой системы страны, которая пришла в расстройство по ряду причин: во-первых, из-за необоснованно раздутых «непроизводительных» расходов (представительские, военные административные и проч.); во-вторых, из-за постоянного роста бюрократизма в системе финансового и, в целом, государственного управления; в-третьих, из-за частой эмиссии бумажных ассигнаций, не имевшей твердого обеспечения и быстро обесценивавшихся; в четвертых, из-за низкой собираемости налогов, обусловленной, в целом, низкой эффективностью самого производства, что не позволяло обеспечить устойчивый профицитный бюджет страны; в-пятых, из-за процветавшей преступности, «начиная с «двойных бумаг» ( с приписки) и до контрабанды на таможне» [1, с. 64].

Вместе с тем, оценки реформы Е.Ф. Канкрина в исторической и экономической науке были и остаются самыми разными. Справедливо мнение о том, что «о Канкрине написано немало. Но единого мнения о значении его деятельности в литературе нет» [2, с. 456]. Можно согласиться и с тем, что деятельность Е.Ф. Канкрина «до сих пор не нашла достойного отражения в отечественной историографии» [3, с. 237]. Наряду с позитивными оценками реформы Е.Ф. Канкрина имеются и сугубо негативные суждения, что делает задачу взвешенного и объективного анализа данной реформы актуальной и своевременной. Дело в том, что эта реформа осуществлялась в условиях, когда наблюдалось нарастание противостояния стран Западной Европы и России, вылившееся спустя девять лет после окончания реформы в Крымскую вону (1853–1856). Во многом современная ситуация схожа с той, которая существовала в то время. Кроме того, «по мнению многих авторов, Е.Ф. Канкрин не смог или не захотел формировать такую финансовую систему, которая была бы построена на государственно-частном партнерстве», в связи с чем «все кредитные учреждения во второй половине 1850-х гг. из-за государственной принадлежности, оказались в кризисе» [1, с. 69].

В связи с этими суждениями целью настоящего исследования является проведение компаративного анализа и комплексной оценки реформы Е.Ф. Канкрина с учетом ее долгосрочных последствий, а также с учетом контекста современной ситуации и тех уроков, которые можно извлечь из нее для сегодняшнего дня.

ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ

Задача комплексной оценки денежной реформы Е.Ф. Канкрина и его политико-экономических взглядов в современной науке все еще остается актуальной. О деятельности Е.Ф. Канкрина и его денежной реформе написано достаточно много работ. Пожалуй, мало кто из других российских реформаторов удостаивался такого внимания как в нашей стране, так и за рубежом. Среди зарубежных авторов, писавших о Е.Ф. Канкрине и его денежной реформе, можно назвать таких исследователей, как Д. Блэквелл, Э. Блум, П. Диксон, А. Кейзерлинг, А. Мейендорф, К. Мондэй, М. Рюэфф, Й. Цвайнерт, У. Штейде и др. Среди отечественных авторов стоит отметить работы И.Г. Блюмина, Н.Х. Бунге, В. Гольдмана, А.Н. Гурьева, П.А. Зайончковского, М. Кокшарова, В.А. Лебедева, В.Ф. Морозова, А.И. Пашкова, Р.И. Сементовского, К.В. Сивкова, М.Н. Соболева, М.И. Туган-Барановского и др. Из современных исследователей выделяются работы И.Н. Божерянова, Р.В. Боброва, И.С. Гладкова, А.Н. Дубянского, В.М. Зайцева, А.А. Левандовского, И.А. Назаровой, М.Г. Пилояна, И.В. Ружицкой, Д.Н. Шилова, и др.

Диапазон оценок деятельности Е.Ф. Канкрина и его денежной реформы весьма широк. Е.Ф. Канкрина называли то «гением русской нации» (немецко-австрийский экономист и историк И. Штернегг), то его взгляды характеризовали, как «полностью антинаучные» (известный русский экономист В.П. Безобразов). В основном, положительно относились к реформе И.Ф. Канкрина российские либералы и определенная часть представителей немецкой экономической науки, негативно — российские государственники и консерваторы. Хотя, были, конечно, и исключения. Например, Н.М. Карамзин, которого часто относят к разряду «просвещенных консерваторов» [4; 5], поддержал финансовую политику Е.Ф. Канкрина [6, с. 302]. Это вполне объяснимо: Е. Ф. Канкрин считался представителем консервативной русско-немецкой экономической школы и противником либеральной школы А. Смита. С другой стороны, Е.Ф. Канкрин придавал настолько большое значение деньгам, что недооценивал необходимость их инвестирования в вооруженные силы России и «плачевным образом заботился о продовольствии для войск», не говоря уже о финансировании производства вооружений. Об этом справедливо писали отечественные исследователи еще в ХIХ в. [7; 8]. Такая «либеральная» и вполне «монетаристская» политика отрицательно сказалась уже очень скоро на ходе Крымской войны: война потребовала большого количества современных ружей и пистолетов, в то время как промышленность могла дать только 50–70 тыс. «Дефицит оружия был настолько острым, что новобранцев пришлось вооружать пиками» [19, с. 10]. Такова оказалась цена якобы «консервативной», а на самом деле достаточно либеральной денежной реформы Е.Ф. Канкрина, в том числе и экономия на развитии собственной армии, которую вполне можно сравнивать и с более поздними денежными преобразованиями, например, с «реформами» российских либералов 90-хх гг. ХХ в. Потому не случайно утверждение, согласно которому «к концу жизни за «либерализацию стал выступать даже прежде убежденный протекционист, бывший министр финансов Е.Ф. Канкрин» [10, с. 144]. Впрочем, как и заявление о том, что поддержавший его политику Н.М. Карамзин, оказывается, также был либералом, а точнее — представителем «либерального абсолютизм» [11, с. 98]. Что здесь можно сказать: сколько людей — столько и мнений. И эта традиция полярно противоположных оценок деятельности Е.Ф. Канкрина и его денежной реформы сохраняется до сих пор, как за рубежом, так и в российской историографии.

МЕТОДЫ

В исследовании использованы аналитический, историко-ретроспективный, историко-генетический, герменевтический, программно-целевой и структурно-функциональный методы изучения проблемных вопросов истории экономической науки и экономической политики в целом, а финансовой науки и финансовой политики, в частности. Предметом исследования является конкретный аспект финансовой реформы 1839-1844 гг. (политика оздоровления денежного обращения путем замены ассигнаций на кредитные билеты с твердым курсом и развитие практики использования во взаиморасчетах полноценных монетарных денег). Объектом исследования является финансовая реформа в целом как комплексная политико-экономическая акция, направленная на повышение эффективности функционирования всей финансовой системы государства. Исследование основано на сочинениях самого Е.Ф. Канкрина, документах той эпохи, сочинениях современников реформатора, также на широком круге публикаций, вышедших в разное время.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Егор Францевич Канкрин (1774–1845) родился в 1774 г. в Германии, образование получил в Гессенском и Марбургском университетах, в 1800 г. переехал в Россию, с 1803 г. он — на государственной службе. Знакомство и сотрудничество с министром финансов М.Б. Барклаем де Толли позволило Е.Ф. Канкрину подняться по служебной лестнице. В 1809 г. Е.Ф. Канкрин опубликовал свою книгу «Фрагменты о военном искусстве с точки зрения военной философии», на которую обратил внимание генерал Л.А. Фуль (1757–1826), преподававший военное дело (тактику) императору Александру I. «Много знающий, дельный человек» — была оценка монарха [12]. В 1810 г. Е.Ф. Канкрин подготовил проект под названием «О средствах продовольствия больших армий», который оказался «как раз» кстати к началу Отечественной войны 1812 г. и вызвал непосредственный интерес со стороны императора Александра I. Это стало началом взлета в карьере: в 1811 г. Е.Ф. Канкрин был назначен помощников генерал-провиантмейстера, в 1812 г. — генерал-интендантом 1-й Западной армии, в апреле 1813 г. — генерал-интендантом всей российской армии [13, с. 119]. В 1821 г. император Александр I назначил Е.Ф. Канкрина членом Государственного совета, а в 1823 г. — министром финансов Российской империи.

Е.Ф. Канкрин является автором нескольких научных сочинений [14–19]. Но ключевая проблематика большинства его научных работ связана с финансовыми вопросами. О необходимости приведения финансовой системы в порядок в стране говорили и писали многие известные государственные и политические деятели: Н.Х. Бунге, Д.А. Гурьев, М.М. Сперанский, Н.С. Мордвинов и т. д.

1 (13) июля 1839 г. императором Николаем I был подписан Манифест «Об устройстве денежной системы», в котором главной платежной монетой была объявлена серебряная монета российской чеканки, а государственные ассигнации становились вспомогательными средствами, по которым устанавливался четкий курс: 1 серебряный рубль приравнивался к 3 руб. 50 коп. на ассигнации. При этом фиксировался также курс золотой и медной монеты.

Реформа последовательно прошла четыре этапа:

1. Определение точного курса ассигнаций по отношению к серебряному рублю, который официально был объявлен главной денежной единицей;

2. Выпуск депозитных билетов, которые выдавались тем, кто сдавал благородные металлы;

3. Выпуск кредитных билетов, обеспеченных серебром;

4. Выкуп ассигнаций и замена их кредитными билетами, обеспеченными серебром и свободно размениваемыми на монеты.

Первый этап реформы был связан с определением механизма погашения ассигнаций. В этом вопросе Е.Ф. Канкрин расходился во мнении со своим предшественником Д.А. Гурьевым, занимавшим пост министра финансов Российской империи в 1810–1823 гг., который предлагал погашать ассигнации за счет процентных займов [20, с. 75]. При этом изначально Е.Ф. Канкрин не считал, что в каналах обращения сложился переизбыток ассигнаций и даже высказывался за сохранение неизменного их количества [20, с. 76]. В 1823 г. общий объем ассигнаций, находившихся в обращении, составлял 595,776 млн. руб. и практически не изменялся вплоть до начала реформы 1839–1843 гг. Возможно, острота проблемы в какой-то степени нивелировалась наличием звонкой монеты в сфере обращения, что хотя бы формально уравновешивало объем ассигнаций и их монетарного покрытия. С 1814 по 1834 гг. только за счет экспорта из-за границы на внутренний денежный рынок страны поступило 522 млн. руб. звонкой монетой (золото и серебро), да и в самой России с 1817 по 1828 гг. было выпущено более 200 млн. руб. серебряной монеты. Помимо золотой и серебряной монеты 24 апреля 1828 г. в стране появилась еще и платиновая монета (достоинством в 3 руб., содержавшая 2 золотника 41 долю чистой платины). С ноября 1829 г. началась чеканка платиновой монеты достоинством в 6 руб., а с ноября 1820 г. — достоинством в 12 руб. [20, с. 78]. И хотя платиновая монета не получила широкого распространения, зато объем серебряной монеты был более чем значительным: он с лихвой покрывал все нужды денежного обращения.

При таком изобилии полноценных монетарных денег недоверие к ассигнациям, казалось бы, должно было отсутствовать, ведь существовала полная возможность обмена ассигнаций на полноценные деньги. Однако в финансовой системе страны сложилась парадоксальная ситуация: налоги и иные подати не принимались в виде полноценной монеты, а осуществлялись только ассигнациями. Поэтому Е.Ф. Канкрин выступил с инициативой разрешить осуществлять платежи и при помощи полноценной монеты [20, с. 80]. Специальным Указом императора Николая I от 10 мая 1830 г. было официально разрешено принимать все подати и сборы не только ассигнациями, но и звонкой монетой.

С точки зрения экономической науки, полноценные монетарные деньги (золото и серебро) выглядят более привлекательными для эмитентов и инвесторов по сравнению с иными формами денег. Но все дело в том, что наблюдавшийся в то время постоянный рост курса ассигнаций [21, с. 176] в пересчете на серебро оказывал свое определенное влияние на рост спекулятивных настроений у населения. А этот рост порой был просто ошеломляющим. В некоторых случаях, в отличие от официально объявленного соотношения 3 руб. 50 коп. ассигнациями за 1 руб. серебром, за основу товарных цен принимался даже курс в 4 руб. 20 коп. ассигнациями за 1 грамм серебра, как, например, это было в Москве и Санкт-Петербурге [20, с. 89]. Что же касается Е.Ф. Канкрина, то он «замечал, что естественная сила, которая клонит бумажные деньги к упадку, не может быть уничтожена постановлениями правительства» [20, с. 89]. Так у него постепенно созревало решение полностью отказаться от ассигнаций как спекулятивного инструмента и обменять их по определенному твердому курсу на новые денежные инструменты, которые еще только предстояло создать.

Но успешно осуществить это можно было только, во-первых, при наличии у государства солидного золотовалютного резерва, а, во-вторых, при четком понимании того объема денежной массы, которая была необходима для обеспечения эффективного функционирования всей системы денежного обращения. Иными словами, необходим был стратегический план поэтапного осуществления реформы с учетом ее долгосрочных перспектив. Но, как свидетельствует историческая практика, Е.Ф. Канкрину приходилось часто решать вопросы оперативно, реагировать на изменение рыночной конъюнктуры, лавировать между своими оппонентами, согласовывать те или иные вопросы и т. д. Следует также иметь в виду, что реформу приходилось осуществлять в условиях дефицита государственного бюджета и повышения налогов (были увеличены гербовый сбор, табачные акциза и др.). Кроме того, следует отметить и начавшуюся практику выпуска фальшивых кредитных билетов, которая была достаточно распространена и наносила значительный вред. Подпольные фабриканты денежных знаков и преступные сообщества, промышлявшие изготовлением подделок, появились во многих городах и регионах страны. «Жители сел, деревень, местечек и уездных городков в подавляющем большинстве не видели ничего зазорного в изготовлении фальшивых денег и терпимо относились к осуществлению такого промысла» [22, с. 224].

Несмотря на сложные условия, «даже в самые тяжелые для правительства годы Канкрин ни разу не прибегал к выпуску неразменных бумажных денег» и «сумел на время стабилизировать денежное обращение путем проведения успешной реформы и за счет накопления большого запаса драгоценных металлов» [23, с. 41].

Для проведения основных положений реформы в жизнь в стране в течение в течение 1839–1844 гг. был сформирован значительный запас золота и серебра, главным образом, за счет скупки золотой и серебряной монеты у населения, а также за счет увеличения темпов добычи драгоценных металлов в стране. К 1855 г. золотой запас Российской империи составлял 80,85 т., а страна по этому показателю занимала первое место в мире. В Великобритании золотой запас составлял к тому времени 74 т., у Франции — 32,8 т. [24]. Наряду с золотом российская казна активно пополнялась и серебром. В связи с этим была учреждена Депозитная Касса серебряной монеты при Государственном Коммерческом банке. Каждый обладатель серебра мог сдать его в кассу и получить взамен билеты Депозитной Кассы. Депозитные билеты, выпущенные достоинством в 3, 5, 10, 25, 50 и 100 руб., были объявлены законным платёжным средством.

С помощью депозитных билетов, на 100 % обеспеченных серебром, правительство стремилось возродить доверие к бумажным денежным знакам, накопить в казне запасы серебра и подготовить почву для введения полноценных бумажных денег. Но дело все было в том, что в реальности «кредитные билеты обладали 35–40 % — процентным золотым и серебряным обеспечением» [25, с. 155]. Правда, с 1 января 1843 г. при Государственном коммерческом банке была учреждена специальная депозитная касса, которая взамен золота и серебра предлагала депозитные билеты со 100 % обеспечением, но эта политика продолжалась лишь до 1 сентября 1843 г., после чего выпуск таких билетов был прекращен [26, с. 11]. Иными словами, в каналы обращения было выпущено кредитных билетов в три раза больше того, что государство могло реально покрыть (обменять на золото и серебро). Тем самым масса ассигнаций и депозитных билетов в ходе реформы просто была конвертирована в кредитные билеты, но глубинная проблема финансовой разбалансированности денежной массы устранена не была. Взамен ассигнаций на 600 млн. руб. их владельцам было выдано почти 170 млн. руб. «звонкой монетой» или кредитными билетами [21, с. 176]. При этом никаких расчетов самой необходимой денежной массы в процессе осуществления реформы проведено не было. Во всяком случае доказательств обратного в официальных Министерства финансов того времени никто из исследователей не приводил.

Благодаря предпринятым Е.Ф. Канкриным мерам на какое-то время было обеспечено вроде бы нормальное денежное обращение в стране. Поскольку государственное управление финансами — это не только упорядочение государственной росписи и таможенного дела, но и достижение устойчивости денежного обращении, постольку Е.Ф. Канкрин решал эту проблему путем замещения старых денежных инструментов новыми, но они оказались ровно такого же качества, как и прежние, что показало самое ближайшее время.

Здесь стоит отметить, что еще до начала реформы Е.Ф. Канкрина в стране были введены, наряду с серебряными и медными, золотая и платиновая монеты (1833). Курс золотого рубля был определен в 3 руб. 75 коп., а курс серебряного рубля к ассигнациям составил 3 руб. 60 коп. Разница между золотой и серебряной монетой по курсу была незначительная [1, с. 66], что уже само по себе не могло не вызывать вопросов. Если ценность золота существенно выше ценности серебра, то искусственное их уравнивание в курсе по отношению к ассигнациям представляет собой условие, при которых «плохие» (бумажные) деньги постепенно начинают вытеснять из каналов обращения «хорошие» (золотые и серебряные) деньги (закон Грэхама). Это и стало одной из причин того, что прежняя финансовая система оказалась неэффективной и понадобилось проведение ее реформы.

Однако созданная реформатором «новая» финансовая система, просуществовала недолго, тогда как ее организация рассчитывалась на тридцать лет, поскольку Е.Ф. Канкрин увязывал ее осуществление с решением крестьянского вопроса [27, с. 106]. А решение этого вопроса — отмена крепостного права — состоялось только в 1861 г., т. е. уже после отставки реформатора и после поражения России в Крымской войне.

Причиной недолговечности «новой «финансовой системы, созданной Е.Ф. Канкриным, стал переход на так называемые «кредитные билеты» в качестве законного платежного средства (1843). Был даже опубликован Манифест «О замене ассигнаций и других денежных представителей кредитными билетами», согласно которому предусматривался обмен ассигнаций на кредитные билеты, обмен депозитных билетов и выдача кредитных билетов за банковские вклады физических и юридических лиц в виде золота и серебра (слитки, монеты). Полностью обмен ассигнаций на кредитные билеты был завершен в апреле 1851 г., а депозитных билетов — в начале марта 1853 г.

Что же получилось в «сухом остатке»? С одной стороны, вроде бы укреплялась российская валюта — серебряный рубль. При расчетах цен на товары и услуги все берется в рублях (а не в ассигнациях или иных денежных инструментах). При том повышалась и стоимость медных монет, номинал которых стал переводиться на серебро. Правда такие монеты чеканились до 1849 г., после чего надпись «серебром» с них убрали. Но причиной этого было не только прекращение обращения ассигнаций, но и медленный рост золотого и серебряного запаса страны, а, значит, и невозможность полного обеспечения, пускай даже номинального, медной монеты драгметаллами из казны. Для ясности подчеркнем, что на медных монетах номинал обозначался буквально «одна копейка серебром», «две копейки серебром», «три копейки серебром» и т. д. Но это были именно медные монеты, а при невозможности их размена на серебро можно вполне было дождаться и «медного бунта», подобного тому, который уже случался в России в 1662 г. и причиной которого было приравнивание медных денег к серебряным. Разница в двух случаях оказалась простой: в 1662 г. медные деньги были просто отменены царским указом, а в 1849 г. они в конечном счете были признаны медными без всякого обязательства размена их на серебро. Иными словами, страна вернулась в вопросе о медных деньгах к тому, что было и до начала денежной реформы 1839–1844 гг.

Другой аспект реформы был связан с тем, что прежние депозитные билеты и ассигнации, от которых правительство стремилось избавиться в силу их переизбытка в каналах обращения, были заменены кредитными билетами, которых, по факту, вопреки всем стараниям властей, также оказалось в переизбытке и которые «унаследовали» от прежних ассигнаций и депозитных билетов все их недостатки. Иначе быть и не могло: если обмену подлежала вся масса ассигнаций и депозитных билетов, обращавшаяся в империи до начала денежной реформы, то и на «выходе» масса оказалась идентичной, это — закон математики. Конечно, если бы 3 руб. 50 коп. ассигнациями приравнивались к 1 серебряному рублю не номинально, а на практике и это требование соблюдалось бы неукоснительно, то можно было бы в три с лишним раза сократить объем ассигнаций в каналах обращения, но меняли то их на кредитные билеты при постоянном росте их выпуска тогда, как серебро (в том числе серебряные рубли) казна у населения выкупала. Почеркнем, выкупала ассигнации не только за серебро, но и за кредитные билеты. А это — две большие разницы. Поначалу доверие населения к кредитным рублям, имевшим 100 % — процентное покрытие в серебре, было достаточно высоким. Но как порой это случается в ходе денежных реформ, кредитных билетов понемногу напечатали с «избытком», а серебра оказалось мало (недостаточно для полного покрытия кредитных билетов).

И это было не случайно. Е.Ф. Канкрин еще в начале своей деятельности отмечал, что «уменьшение массы бумажных денег не такое простое дело, оно связано с бесконечными сложностями и рисками» [19, с. 180]. Его вывод состоял в следующем: «Государству не стоит рекомендовать переходить на бумажные деньги, как не стоит молодому человеку посещать игорные заведения» [19, с. 180]. Но такое все-таки случилось: кредитные билеты, выпущенные в ходе реформы Е.Ф. Канкрина, со временем превратились в те самые бумажные деньги, о которых он писал. Значительный дефицит государственного бюджета, образовавшийся во время Крымской войны 1853–1856 гг., способствовал дополнительной эмиссии кредитных билетов, и уже в 1854 г. правительство прекратило свободный обмен этих билетов на золото, а в 1858 г. — на серебро. Огромная масса кредитных билетов постепенно превратилась в обычные и неразменные на золото и серебро бумажные деньги.

Точно такая же (аналогичная) ситуация сложилась и в ходе реформы 1922–1924 гг. когда наряду с золотым червонцем и серебряной монетой начали печатать бумажный «золотой червонец» и казначейские билеты, с гарантированным свободным разменом на червонец. Реальное (товарное) покрытие этих денежных инструментов постепенно упало соразмерно масштабам их эмиссии. К 1928 г. обмен советского червонца на иностранную валюту прекратился, а сам червонец превратился в бумажные деньги, ничем и никак в реальности не обеспеченным [28].

Главным недостатком выпуска кредитных билетов было то, что они обеспечивались золотом и активами государства лишь формально, но на практике этого в полном объеме, конечно же, не было. Если бы все кредитные билеты, выпущенные в ходе реформы, все их обладатели предъявили бы для обмена на золото и серебро, то государство оказалось бы просто не в состоянии этот спрос удовлетворить. И здесь возникает вопрос о том, в какой мере государство должно было бы обладать драгоценным металлом, чтобы в случае необходимости погасить волну недоверия к кредитным билетам на случай форс-мажорной ситуации. Этого реформатор не учел, а, как известно, «человечество еще не изобрело такого денежного знака, которого невозможно было бы поколебать» [1, с. 67]. Кредитные билеты, выпущенные при Е.Ф. Канкрине, дважды (1859–1860 и 1867–1879) девальвировались, что само по себе предопределило необходимость проведения новой денежной реформы (1895–1897), которую провел уже С.Ю. Витте. Собственно, система, созданная Е.Ф. Канкриным, просуществовала только до Крымской войны [21, с. 177]. Денежная реформа С.Ю. Витте полностью «перечеркнула» логику реформы Е.Ф. Канкрина (формальный серебряный монометаллизм) и установила золотой монометаллизм и свободный обмен кредитных билетов на золото (золотой стандарт).

Исторически достоверный факт: «кредитные билеты превратились в бумажные деньги, которые начали постепенно обесцениваться» [29, с. 38]. Поэтому странными выглядят эпитеты, согласно которым Е.Ф. Канкрин называется «титаном российских финансов» тем более, что признается активное элиминирование вкладов из банков и то обстоятельство, что уже в 1840 г. «все кредитные учреждения оказались на грани банкротства» [25, с. 154].

В литературе встречается мнение о том, что денежная реформа Е.Ф. Канкрина носила будто бы протекционистский характер [25, с. 155]. Однако такие оценки сомнительны, поскольку «протекционистские» мероприятия Е.Ф. Канкрина были противоречивыми и половинчатыми. Он не смог, да и не захотел в полной мере реализовать идеи Н.С. Мордвинова в этом вопросе. Были и явные откаты назад, в прошлое. Например, Е.Ф. Канкрин ввел в 1830 г. уплату подушной подати (как это было еще при Петре I), хотя только для «инородцев»; в 1827 г. он восстановил систему винных откупов, просуществовавшую вплоть до известной реформы С.Ю. Витте. Это — свидетельство не протекционистского, а фискального подхода в экономической политике: пополнение казны любыми средствами и поддержка отечественного товаропроизводителя — вещи настолько разные, что путать одно с другим никак нельзя. Даже небольшое снижение налогов на соль и ряд других товаров, а также судоходных пошлин, способствовавшие кратковременному оживлению торговли в некоторых отраслях отечественной экономики, полностью перекрывалось монетаристским характером денежной политики, направленной не на обеспечение нормального оборота денежной массы и не на оптимизацию ее структуры, а исключительно на стремление извлечь дополнительные доходы в казну. Но поскольку любой прирост таких доходов нивелировался ростом военных и административных расходов государственного бюджета, то понятно, почему внешний долг России при Е.Ф. Канкрине не сократился, а даже увеличился на 116,39 % [10, с. 393–394].

Для покрытия дефицита бюджета Е.Ф. Канкрин стал активно практиковать государственные займы, что еще больше обостряло социально-экономическую ситуацию в стране. Полученные по этим займам, а также от выпуска и размещения билетов Государственного казначейства средства в основном шли на военные и административные нужды. На собственно хозяйственные цели расходовалась лишь малая их часть.

Правда, как и советовал Н.С. Мордвинов, с которым реформатор постоянно вел очные и заочные дискуссии, Е.Ф. Канкрин большое внимание уделял развитию транспортных коммуникаций. При его министерстве в России началось строительство шоссейных дорог (было построено около 5 тысяч верст), организованы судоходные системы (Вышневолоцкая, Маринская, Тихвинская), появились новые морские порты. Полученные от заграничных займов 1842–1843 гг. финансовые ресурсы были направлены на строительство Николаевской железной дороги. Но все эти усилия совершенно не соответствовали масштабам страны и вызовам времени. Здесь необходимо заметить, что, осуществляя свою денежную реформу, Е.Ф. Канкрин в определенном смысле недооценивал значение аграрного вопроса для развития производительных сил России. Конечно, было бы неверным полагать, что Е.Ф. Канкрин совсем не занимался аграрным вопросом. Но, будучи, по свидетельству его современников, человеком осторожным, флегматичным и даже медлительным, он даже не предполагал каких-либо быстрых и радикальных перемен в сфере землевладения и землепользования. Такие радикальные изменения, по его мысли, были для России нежелательны.

Сравнивая Россию с большим кораблем, Е.Ф. Канкрин в одной из своих бесед с подчиненными как-то заявил: «Маленькое и легкое судно можно быстро развернуть, изменить галс и направить по другому маршруту, но такие скороспелые действия с тяжелым и крупным кораблем могут привести к катастрофе: корабль может просто перевернуться и пойти ко дну». Свой план решения аграрного вопроса Е.Ф. Канкрин разбил на отдельные этапы с полной их реализацией в течение 30 лет. Так и случилось: именно через 30 лет в России состоится отмена крепостного права. И все-таки решение аграрного (крестьянского) вопроса было для Е.Ф. Канкрина не первостепенной задачей. А в связи с этим и сама денежная реформа не достигла того эффекта, на который она была рассчитана.

ВЫВОДЫ

1. Сложность атрибутации экономических взглядов Е.Ф. Канкрина и его принадлежности к тому или другому теоретическому течению в истории экономической науки осложнена тем обстоятельством, что «он использовал в своей деятельности элементы различных теоретически концепций, считавшихся в те годы несовместимыми» [30, с. 51]. Кроме того, при подготовке и в ходе денежной реформы предлагались разные ее варианты (проекты С.Л. Грейга, Ф.К. Друцкого-Любецкого, А.Г. Кушелева-Безбородко, Н.С. Мордвинова, М.М. Сперанского и др.), которые обсуждались и учитывались [20]. Поэтому правомерно говорить о «синтетическом» подходе Е.Ф. Канкрина к осуществлению экономической и, прежде всего, финансовой политики.

2. Содержание денежной реформы 1839–1844 гг. свидетельствуют о камералистском ее характере [31, с. 104–105], с явно выраженной фискальной направленностью. И хотя этот тезис отдельными авторами подвергается сомнению на том основании, что к категории камералистов Е.Ф. Канкрин был причислен на основании «косвенных признаков», а «сам он себя камералистом не считал», логика его политики не оставляет в этом сомнений [31, с. 98]. Общая задача оздоровления денежного обращения оказалась в значительной степени элиминирована фактическим использованием прежних теоретико-методологических подходов, когда в основу финансовых преобразований были заложены не принципиально новые возможности в развитии системы финансово-кредитных отношений, (таргеттирование денежных агрегатов, оптимальное структурирование всей денежной массы и др.), а формальные подходы, связанные с конвертацией ассигнаций и депозитных билетов в кредитные билеты, т. е. изменение внешней формы денежных инструментов.

3. Существенным фактором реформы 1839–1844 гг. стала перманентная эмиссия кредитных билетов, вызвавшая падение их ценности и доверия к ним со стороны эмитентов. Собственно говоря, это было обычной ошибкой многих авторов денежных реформ — выпускать новые и, казалось бы, перспективные денежные инструменты взаимен старых в надежде на то, что уж они-то даже при избыточной эмиссии окажутся более стабильными и менее инфляционными.

4. В организации реформы 1839–1844 гг. не были в необходимой мере учтены особенности самой России как страны сугубо аграрной. Ни совокупный аграрный спрос сельского населения (крестьянства), ни возможности его активного привлечения к операциям на денежном рынке даже не рассматривались ни в записках и докладах Е.Ф. Канкрина, ни в официальных документах того времени.

5. Тем не менее, определенное временное «оздоровление» в функционирование денежного хозяйства страны данная реформа привнесла, в связи с чем необходимо отметить заметное повышение скорости обращения денежных инструментов, а, значит, и общей деловой активности на российском рынке, и, соответственно, всей эффективности денежного хозяйства.

Как известно, история судит людей не за то, что они не сделали или не успели сделать в своей жизни, а за то, что они сделали нового, полезного и значительного. И в этом смысле личность Е.Ф. Канкрина, безусловно, стоит в ряду выдающихся российских экономистов — финансистов: в сложных конкретно-исторических условиях своего времени ему удалось вопреки макроэкономической нестабильности и растущей неопределенности создать, хотя и на незначительный период времени, такую финансовую систему, которая позволила сохранить и даже укрепить платежеспособность национальной волюты (серебряный рубль), упорядочить денежное обращение (за счет изъятия находившихся в переизбытке ассигнаций и депозитных билетов) и частично решить проблему бюджетного дефицита и бюджетного равновесия.

 

REFERENCES

  1. Mukhamedina Sh. Uroki reform: ministra finansov E.F. Kankrin i ego opponenty / Sh. Mukhamedina // Vestnik Finansovogo universiteta. — 2012. — № 5. — S. 62–71.
  2. Kitaev V.A. Nikolay Mikhaylovich Karamzin. Protiv techeniya: istoricheskie portrety russkikh konservatorov pervoy treti KhIKh stoletiya / V.A. Kitaev. — Voronezh, 2005. — S. 171–195.
  3. Polyakov L.V. U istokov rossiyskogo konservatizma: Nikolay Karamzin i Zhozef de Mestr. Tetradi po konservatizmu. / L.V. Polyakov. — 2016. — № 4. — S. 40–60.
  4. Avetisyan A.R. Deyatel’nost’ E.F. Kankrina v otsenkakh otechestvennykh istorikov / A.R. Avetisyan // Vestnik Taganrogskogo instituta im. A.P. Chekhova. — 2016. — № 1. — S. 301–306.
  5. Rodilsya rossiyskiy gosudarstvennyy deyatel’, ministr finansov Egor Frantsevich Kankrin [Elektronnyy resurs]. — Rezhim dostupa: www.prlib.ru/history/619760 (data obrashcheniya 05.02.2024).
  6. Skal’skiy A.A. Nashi gosudarstvennye i obshchestvennye deyateli / A.A. Skal’skiy. — Odessa: IstDom, 1891. — S 63–66.
  7. Kabluchkova Yu.S. Finansovaya reforma Nikolaya I (1839–1843 gg.) / Yu.S. Kabluchkova // Problemy nauki. — 2018. — № 10(34). — S. 37–39.
  8. Sementkovskiy R.I. E.F. Kankrin. Ego zhizn’ i gosudarstvennaya deyatel’nost’. Biograficheskiy ocherk / R.I. Sementkovskiy. — SPb: Tip. V.A. Tikhanova, 1893. — S. 4–19.
  9. Rudnik S.N. Velikie reformy v Rossii 1860–1870 godov: Epokha i lyudi / S.N. Rudnik. — SPb.: Izd-vo RGGMU, 2013. — 176 s.
  10. Liberalizm v Rossii. — M.: In-t filosofii RAN, 1996. — 451 s.
  11. Leontovich V.V. Istoriya liberalizma v Rossii. 1762–1914 / V.V. Leontovich. — M.: Russkiy put’, 1995. — 550 s.
  12. Graf Egor Frantsevich Kankrin. Ocherk ego zhizneopisaniya [Elektronnyy resurs] // Russkiy arkhiv. — 1866. — Vyp. 1–6. — S. 71–78. — Rezhim dostupa: runivers.ru/lib/book7627/ (data obrashcheniya 05.02.2024).
  13. Elistratov A.S. Denezhnaya reforma E.F. Kankrina i ego vklad v ekonomicheskoe razvitie Rossii / A.S. Elistratov, M.G. Piloyan // Valyutnoe regulirovanie. Valyutnyy kontrol’. — 2019. — № 12.
  14. Kankrin E.F. Ekonomiya chelovecheskikh obshchestv i finansovoe ustroystvo / E.F. Kankrin // V 3-kh ch. — SPb.: tip. V. Spiridonova, 1868.
  15. Kankrin E.F. Ovtsevodstvo v Ekaterinoslavskoy gubernii v 1868 i 1869 godakh / E.F. Kankrin. — Ekaterinoslav: tip. Ya.M. Chausskogo, 1870. — 58 s.
  16. Kankrin E.F. Evreyskie zemledel’cheskie kolonii Aleksandrovskogo uezda Ekaterinoslavskoy gubernii / E.F. Kankrin. — Ekaterinoslav: tip. S.P. Yakovleva, 1893. — 259 s.
  17. Kankrin E.F. Ekonomika chelovecheskogo obshchestva i sostoyanie finansov/ E.F. Kankrin / per. O.I. Sen’kovskogo. — SPb., 1846.
  18. Kankrin E.F. Zapiska ob osvobozhdenii krest’yan v Rossii ot krepostnoy zavisimosti, sostavlennaya v 1818 godu po veleniyu Aleksandra Pavlovicha / E.F. Kankrin // Mirovoe bogatstvo i natsional’naya ekonomika. — M.: Delo, 2018. — S. 123–132.
  19. Kankrin E.F. Mirovoe bogatstvo, natsional’noe bogatstvo i gosudarstvennoe khozyaystvo ili Novyy vzglyad na politicheskuyu ekonomiyu / E.F. Kankrin // Mirovoe bogatstvo i natsional’naya ekonomika. — M.: Delo, 2018. — S. 133–309.
  20. Gur’ev A.N. Denezhnoe obrashchenie v Rossii v KhIKh stoletii / A.N. Gur’ev. — SPb.: Tip. V.F. Kirshbauma, 1903. — 253 s.
  21. Rogachevskaya M.A. Russkie den’gi / M. A. Rogachevskaya // EKO. — 2006. — № 9(387). — S. 174–185.
  22. Alekseev A.N. geroy «prestupnogo promysla»: iz istorii fal’shivomonetnichestva v Rossiyskoy imperii vo vtoroy polovine KhIKh v. / A.N. Alekseev // Den’gi v Rossiyskoy istorii. Voprosy proizvodstva, obrashcheniya, bytovaniya. Sb. materialov IV Mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii. — SPb.: Goznak, 2021. — S. 220–224.
  23. Alekseev M.Yu. Ot kuny do bitkoina / M.Yu. Alekseev // Nauchnye trudy Vol’nogo ekonomicheskogo obshchestva Rossii. — M.: Izd-vo VEO Rossii, 2018. — T. 213. — S. 28–55.
  24. Lunyashin P.D. Zolotye rezervy Rossii pered oktyabr’skoy revolyutsiey / P.D. Lunyashin [Elektronnyy resurs] // Zoloto i tekhnologii. — 2020. — № 2. — Rezhim dostupa: zolteh.ru/mezhdu-delom/zolotye-rezervy-tsarskoy-rossii-pered-oktyabrskoy-revolyutsiey/ (data obrashcheniya 05.02.2024).
  25. Zaytsev V.M. E.F. Kankrin — titan rossiyskikh finansov / V.M. Zaytsev [Elektronnyy resurs] // Konkurentosposobnost’ territorii: prioritety razvitiya i strategicheskie orientiry. Materialy Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii. — Ryazan’, 2015. — S. 152–156. — Rezhim dostupa: elibrary.ru/download/elibrary_27823685_14156625.pdf (data obrashcheniya 05.02.2024).
  26. Piloyan M.G. Ministr finansov Rossiyskoy imperii E.F. Kankrin (opyt provedeniya effektivnoy denezhnoy reformy i protektsionizm) / M.G. Piloyan, V.A. Stromina // Zhurnal otechestvennykh issledovaniy. — 2021. — T. 6. — № 3. — S. 8–13.
  27. Chernova M.N. Lichnost’ v istorii Rossii. Vek KhIKh / M.N. Chernova. — M.: Eksmo, 2004. — 352 s.
  28. Stozhko D.K. Denezhnaya reforma 1922–1924 gg.: Pro et contra / D.K. Stozhko, K.P. Stozhko // Nauchnyy vestnik: finansy, banki, investitsii. — 2019. — № 2. — S. 91–99.
  29. Kabluchkova Yu.S. Finansovaya reforma Nikolaya I (1839–1843 gg.) / Yu.S. Kabluchkova // Problemy nauki. — 2018. — № 10(34). — S. 37–39.
  30. Dubyanskiy A.N. Sotsial’no-rynochnye reformy E.F. Kankrina / A.N. Dubyanskiy // Oiconomos: Journal of Social Market Economy. — 2020. — № 1(16). — S. 49–67.
  31. Dubyanskiy A.N. Idei kameralizma v ekonomicheskoy politike E.F. Kankrina / A.N. Dubyanskiy // Terra Economicus. — 2019. — № 17(4). — S. 95–112.